Воспоминания

У всех есть свои недостатки. У кого – один, у кого – два или три, у кого – двадцать пять.
Моя старая добрая няня обладала, к счастью, только двумя. Во-первых, что часто водится за немолодыми скромными особами, она поворовывала – ибо наглые забирают в открытую, то есть грабят, а скромные тихарят. По мелочам, яйца там или хлеб – но если её на этом ловили, то частенько били, не обращая внимания на её почтенный возраст. А во-вторых, она была собака.
Хотя это как смотреть. Может, это даже не недостаток, а достоинство. Что называется, чем больше узнаёшь людей, тем больше любишь животных.

Няня была дворняга. Рыжая, как огонь, с мохнатым хвостом, сточившимися обломанными зубами и ласковыми виноватыми глазами, карими, как расплавленная смола. За рыжесть эту и называли её во всей округе Лисой. Лиской, как я увековечила её имя смолой на крыльце, на самом видном месте. «Та Лиска, которая из шестого дома» – такой вот за ней закрепился адресок.
"Нанялась" она к нам, когда мы только переехали, когда дом ещё надо было докрашивать, а огород с клубникой и картошкой, хлебом белорусских низменностей, размечать и высаживать. Щенят, что были при ней, быстро раздали, а Лиса осталась.
Она была года на два или три старше меня. Я тогда, когда она привязалась ко двору, где отыскались старая проваленная будка и алюминиевая кастрюлька, только начинала ходить, лазила везде, где надо и где не надо, а дома и без меня хлопот было. И Лиска со мной нянчилась. Где мелькает рыжий хвост – там и я, и Лиска. А что уж мы делали – мажу ли я собаке морду смолой, что она стоически перетерпливала, копаюсь в её конуре с целью найти камешки, но к ужасу своему обнаруживая обглоданные свиные кости, или копали подземный город в пыли – это не суть важно.
Наверное, никогда себе не прощу, как я угробила, право, совершенно неумышленно, одного из её щенков. Мне было четыре, кажется, года, когда я его уронила. После этого у него переклинило вестибулярный аппарат, и он наматывал круги и визжал, как стадо бешеных поросят.
Не знала уж, куда он делся, но вывод один.
Лиска была ревнива. Когда в облцентре мы подобрали чёрного щенка, она долго обходила меня стороной и вообще считала предателем. А когда хозяев ему отыскали, и его коробка около дверей опустела, Лиска вмиг вернулась к прежнему бестолково-заботливому своему состоянию. Собака…
Она всегда "пасла" меня, как дотошная старая родственница. Играю в песке, строю с соседскими ребятами дома из глины и прутьев, а потом устраиваю потоп – была такая игра: кто построит самый крепкий домик, выдерживающий наводнение, – и Лиска рядом где-то бегает. Езжу на велосипеде – ловит мышат, коих иногда приносит с гордым видом хозяевам, копается в траве, но ни на минуту глаз от меня не отводит. Падаю, ударяюсь локтем или носом, плачу – тут же подхрамывает, царапины лижет.
Неясно было, то ли она так очеловечилась, то ли попросту считала меня щенком.
Она всегда улыбалась. Даже перед смертью, когда её ударило машиной. Она не сразу умерла, бродила ещё день или два. Или три. Седела и хромала. Потом спряталась в подвале. А однажды, когда я спустилась в подвал, её там уже не было.
Я не плакала – просто-напросто было некогда, я спешила на уроки.

Недавно я отыскала среди старых календарей календарь восьмилетней давности, на котором запечатлена огненно-рыжая, радостно улыбающаяся собака. Лискиных фотографий у меня не осталось, но я почему-то твёрдо решила и по сей день знаю, что на календаре сидит в зелёной траве и смотрит из-под плёнки именно моя рыжая весёлая няня.